IX
ВЕЧЕР В УСАДЬБЕ
"Дидона" Герена - прелестный набросок!
Штромбек.
Когда на другое утро Жюльен увидал г-жу де Реналь, он несколько раз
окинул ее очень странным взглядом: он наблюдал за ней, словно за врагом,
с которым ему предстояла схватка. Столь разительная перемена в выражении
этих взглядов, происшедшая со вчерашнего дня, привела г-жу де Реналь в
сильное смятение: ведь она так ласкова с ним, а он как будто сердится.
Она не в состоянии, была оторвать от него глаз.
Присутствие г-жи Дервиль позволяло Жюльену говорить меньше и почти
всецело сосредоточиться на том, что было у него на уме. Весь этот день
он только тем и занимался, что старался укрепить себя чтением вдохнов-
лявшей его книги, которая закаляла его дух.
Он намного раньше обычного закончил свои занятия с детьми, и, когда
после этого присутствие г-жи де Реналь заставило его снова целиком пог-
рузиться в размышления о долге и о чести, он решил, что ему надо во что
бы то ни стало сегодня же вечером добиться, чтобы ее рука осталась в его
руке.
Солнце садилось, приближалась решительная минута, и сердце Жюльена
неистово колотилось в груди. Наступил вечер. Он заметил, - и у него точ-
но бремя свалилось с плеч, - что ночь обещает сегодня быть совсем тем-
ной. Небо, затянутое низко бегущими облаками, которые погонял знойный
ветер, по-видимому, предвещало грозу. Приятельницы загулялись допоздна.
Во всем, что бы они ни делали в этот вечер, Жюльену чудилось что-то осо-
бенное. Они наслаждались этой душной погодой, которая для некоторых
чувствительных натур словно усиливает сладость любви.
Наконец все уселись - г-жа де Реналь подле Жюльена, г-жа Дервиль ря-
дом со своей подругой. Поглощенный тем, что ему предстояло совершить,
Жюльен ни о чем не мог говорить. Разговор не клеился.
"Неужели, когда я в первый раз выйду на поединок, я буду вот так же
дрожать и чувствовать себя таким же жалким?" - говорил себе Жюльен, ибо,
по своей чрезмерной подозрительности к самому себе и к другим, он не мог
не сознавать, в каком он сейчас состоянии.
Он предпочел бы любую опасность этому мучительному томлению. Он уж не
раз молил судьбу, чтобы г-жу де Реналь позвали по какому-нибудь делу в
дом и ей пришлось бы уйти из сада. Усилие, к которому вынуждал себя
Жюльен, было столь велико, что даже голос у него заметно изменился, а
вслед за этим сейчас же задрожал голос и у г-жи де Реналь; но Жюльен
этого даже не заметил. Жестокая борьба между долгом и нерешительностью
держала его в таком напряжении, что он не в состоянии был видеть ничего,
что происходило вне его самого. Башенные часы пробили три четверти деся-
того, а он все еще ни на что не решился. Возмущенный собственной тру-
состью, Жюльен сказал себе: "Как только часы пробьют десять, я сделаю
то, что обещал себе нынче весь день сделать вечером, - иначе иду к себе,
и пулю в лоб".
И вот миновал последний миг ожидания и томительного страха, когда
Жюльен от волнения уже не помнил самого себя, и башенные часы высоко над
его головой пробили десять. Каждый удар этого рокового колокола отдавал-
ся у него в груди и словно заставлял ее содрогаться.
Наконец, когда последний, десятый удар пробил и еще гудел в воздухе,
он протянул руку и взял г-жу де Реналь за руку - она тотчас же отдернула
ее. Жюльен, плохо сознавая, что делает, снова схватил ее руку. Как ни
взволнован он был, он все же невольно поразился - так холодна была эта
застывшая рука; он судорожно сжал ее в своей; еще одно, последнее усилие
вырваться - и, наконец, ее рука затихла в его руке.
Душа его утопала в блаженстве - не оттого, что он был влюблен в г-жу
де Реналь, а оттого, что, наконец, кончилась эта чудовищная пытка. Для
того чтобы г-жа Дервиль ничего не заметила, он счел нужным заговорить -
голос его звучал громко и уверенно. Голос г-жи де Реналь, напротив, так
прерывался от волнения, что ее подруга решила, что ей нездоровится, и
предложила вернуться домой. Жюльен почувствовал опасность: "Если г-жа де
Реналь уйдет сейчас в гостиную, я опять окажусь в том же невыносимом по-
ложении, в каком пробыл сегодня целый день. Я так мало еще держал ее ру-
ку в своей, что это не может считаться завоеванным мною правом, которое
будет признано за мной раз и навсегда".
Госпожа Дервиль еще раз предложила пойти домой, и в эту самую минуту
Жюльен крепко стиснул в своей руке покорно отдавшуюся ему руку.
Госпожа де Реналь, которая уже совсем было поднялась, снова села и
сказала еле слышным голосом:
- Мне, правда, немножко нездоровится, но только, пожалуй, на свежем
воздухе мне лучше.
Эти слова так обрадовали Жюльена, что он почувствовал себя на седьмом
небе от счастья; он стал болтать, забыл о всяком притворстве, и обеим
подругам, которые его слушали, казалось, что милее и приятнее человека
нет на свете. Однако во всем этом красноречии, которое нашло на него так
внезапно, была некоторая доля малодушия. Он ужасно боялся, как бы г-жа
Дервиль, которую раздражал сильный ветер, видимо, предвещавший грозу, не
вздумала одна вернуться домой. Тогда ему пришлось бы остаться с глазу на
глаз с г-жой де Реналь. У него как-то нечаянно хватило слепого мужества
совершить то, что он сделал, но сказать теперь г-же де Реналь хотя бы
одно слово было свыше его сил. Как бы мягко она ни упрекнула его, он по-
чувствует себя побежденным, и победа, которую он только что одержал, об-
ратится в ничто.
На его счастье в этот вечер его прочувствованные и приподнятые речи
заслужили признание даже г-жи Дервиль, которая частенько говорила, что
он держит себя нелепо, как ребенок, и не находила в нем ничего интерес-
ного. Что же касается г-жи де Реналь, чья рука покоилась в руке Жюльена,
она сейчас не думала ни о чем, она жила словно в забытьи. Эти часы, ко-
торые они провели здесь, под этой огромной липой, посаженной, как ут-
верждала молва, Карлом Смелым, остались для нее навсегда счастливейшей
порой ее жизни. Она с наслаждением слышала, как вздыхает ветер в густой
липовой листве, как стучат, падая на нижние листья, редкие капли начина-
ющегося дождя. Жюльен пропустил без внимания одно обстоятельство, кото-
рое могло бы чрезвычайно порадовать его: г-жа де Реналь на минуту вста-
ла, чтобы помочь кузине поднять цветочную вазу, которую ветер опрокинул
им под ноги, и поневоле отняла у него руку, но как только она опять се-
ла, она тотчас же чуть ли не добровольно отдала ему руку, как если бы
это уже с давних пор вошло у них в обычай.
Давно уже пробило двенадцать, пора было уходить из сада; они разош-
лись. Г-жа де Реналь, совершенно упоенная своей любовью, пребывала в та-
ком блаженном неведении, что даже не упрекала себя ни в чем. Всю ночь
она не сомкнула глаз: счастье не давало ей уснуть; Жюльен сразу заснул
мертвым сном, совершенно изнеможенный той борьбой, которую в течение це-
лого дня вели в его сердце застенчивость и гордость.
Утром его разбудили в пять; проснувшись, он даже не вспомнил о г-же
де Реналь, - если бы она знала это, каким бы это было для нее жестоким
ударом! Он выполнил свой долг, героический долг. Упоенный этим сознани-
ем, он заперся на ключ у себя в комнате и с каким-то новым удовольствием
погрузился в описания подвигов своего героя.
Когда позвонили к завтраку, он, начитавшись подробных донесений об
операциях Великой Армии, уже забыл о всех своих победах, одержанных на-
кануне. Сходя в столовую, он полушутливо подумал: "Надо будет сказать
этой женщине, что я влюблен в нее".
Но вместо томных взоров, которые он рассчитывал встретить, он увидел
сердитую физиономию г-на де Реналя, который уже два часа назад приехал
из Верьера и сейчас отнюдь не скрывал своего крайнего неудовольствия
тем, что Жюльен провел целое утро, не занимаясь с детьми. Нельзя было
представить себе ничего отвратительнее этого спесивого человека, когда
он бывал чемлибо недоволен и считал себя вправе выказывать свое неудо-
вольствие.
Каждое едкое слово мужа разрывало сердце г-жи де Реналь. Но Жюльен
все еще пребывал в экстазе; весь он был до того поглощен великими дела-
ми, которые в течение нескольких часов совершались перед его мысленным
взором, что ему трудно было сразу спуститься на землю; грубые замечания
г-на де Реналя почти не доходили до него. Наконец он ему ответил до-
вольно резко:
- Я себя плохо чувствовал.
Тон, каким это было сказано, задел бы, пожалуй, и гораздо менее обид-
чивого человека, чем верьерский мэр: он чуть было не поддался желанию
тотчас же выгнать Жюльена. Его удержало только вошедшее у него в привыч-
ку правило никогда не торопиться в делах.
"Этот негодный мальчишка, - подумал он, - создал себе некоторую репу-
тацию у меня в доме; Вально, пожалуй, возьмет его к себе, а не то он же-
нится на Элизе - ив том и в другом случае он втайне будет смеяться надо
мной".
Однако, несмотря на эти весьма резонные рассуждения, недовольство
г-на де Реналя разразилось грубой бранью, которая мало-помалу разозлила
Жюльена. Г-жа де Реналь едва удерживалась от слез. Как только поднялись
из-за стола, она подошла к Жюльену и, взяв его под руку, предложила пой-
ти погулять; она дружески оперлась на него. Но на все, что бы ни говори-
ла ему г-жа де Реналь, Жюльен только отвечал вполголоса:
- Вот каковы они, богатые люди!
Господин де Реналь шел рядом с ними, и его присутствие еще усиливало
ярость Жюльена. Он вдруг заметил, что г-жа де Реналь как-то слишком явно
опирается на него; ему стало противно, он грубо оттолкнул ее и отдернул
свою руку.
К счастью, г-н де Реналь не заметил этой новой дерзости, ее заметила
только г-жа Дервиль; приятельница ее расплакалась. Как раз в эту минуту
г-н де Реналь принялся швырять камнями в какую-то крестьянскую девочку,
которая осмелилась пойти запретной дорожкой, пересекавшей дальний конец
фруктового сада.
- Господин Жюльен, умоляю вас, возьмите себя в руки; подумайте, у
всякого ведь бывает дурное настроение, - поспешила заметить ему г-жа
Дервиль.
Жюльен холодно смерил ее взглядом, исполненным самого безграничного
презрения.
Этот взгляд удивил г-жу Дервиль, но он удивил бы ее еще больше, если
бы она догадалась, что, собственно, он хотел им выразить: она прочла бы
в нем что-то вроде смутной надежды на самую яростную месть. Несомненно,
такие минуты унижения я создают робеспьеров.
- Ваш Жюльен прямо какой-то неистовый, я его боюсь, - сказала тихо
г-жа Дервиль своей подруге.
- Как же ему не возмущаться? - отвечала та. - После того как он до-
бился, что дети делают такие поразительные успехи, что тут такого, если
он одно утро не позанимался с ними? Нет, правду надо сказать, мужчины
ужасно грубый народ.
Первый раз в жизни г-жа де Реналь испытывала чтото похожее на желание
отомстить своему мужу. Лютая ненависть к богачам, которою сейчас пылал
Жюльен, готова была вот-вот прорваться наружу. К счастью, г-н де Реналь
позвал садовника и принялся вместе с ним загораживать колючими прутьями
запретную тропинку через фруктовый сад. Жюльен не отвечал ни слова на
все те любезности, которые расточались ему во время прогулки. Едва
только г-н де Реналь удалился, как обе приятельницы, ссылаясь на уста-
лость, взяли Жюльена с обеих сторон под руки.
Он шел между двумя женщинами, раскрасневшимися от волнения и замеша-
тельства. Какой удивительный контраст представляла рядом с ними его вы-
сокомерная бледность, его мрачный, решительный вид! Он презирал этих
женщин и все нежные чувства на свете.
"Будь у меня хоть пятьсот франков в год, - говорил он себе, - чтобы
только хватило на учение! Эх, послал бы я его к черту!"
Погруженный в эти недобрые размышления, он едва удостаивал внимания
любезности обеих подруг, а то немногое, что достигало его слуха, раздра-
жало его, казалось лишенным смысла, вздорным, беспомощным - одним сло-
вом, бабьей болтовней.
Чтобы только говорить о чем-нибудь и как-то поддержать разговор, г-жа
де Реналь между прочим упомянула о том, что муж ее приехал сегодня из
Верьера только потому, что купил у одного фермера кукурузную солому (ку-
курузной соломой в этих краях набивают матрацы).
- Муж сейчас уже не вернется сюда, - добавила г-жа де Реналь. - Он
позвал лакея и садовника, и теперь они втроем будут перетряхивать все
матрацы в доме. Сегодня утром они набили все матрацы во втором этаже, а
сейчас отправились в третий.
Жюльен переменился в лице; он как-то странно поглядел на г-жу де Ре-
наль и, ускорив шаг, быстро увлек ее вперед. Г-жа Дервиль не стала их
догонять.
- Спасите меня, - сказал Жюльен г-же де Реналь. - Вы одна только мо-
жете это сделать. Вы ведь знаете, этот лакей до смерти ненавидит меня. Я
должен вам признаться: у меня хранится портрет, он спрятан в матраце.
Услышав это, г-жа де Реналь внезапно побледнела.
- Только вы одна можете сейчас войти в мою комнату. Пошарьте как-ни-
будь незаметно в самом углу матраца, с той стороны, где окно, - вы нащу-
паете там маленькую коробочку: гладкая черная картонная коробочка.
- Ив ней портрет? - вымолвила г-жа де Реналь, чувствуя, что у нее
подкашиваются ноги.
Жюльен, заметив ее убитый вид, тотчас воспользовался этим.
- У меня к вам еще одна просьба: сделайте милость, сударыня, умоляю
вас, не глядите на этот портрет - это моя тайна.
- Тайна? - шепотом повторила г-жа де Реналь.
Но хотя она выросла среди спесивых людей, чванившихся своим бо-
гатством и не помышлявших ни о чем, кроме наживы, любовь, пробудившаяся
в этой душе, уже научила ее великодушию. Как ни жестоко она была уязвле-
на, она с самоотверженной готовностью стала расспрашивать Жюльена о
кое-каких подробностях, которые ей было необходимо знать, чтобы выпол-
нить его поручение.
- Хорошо, - сказала она, уходя, - значит, маленькая круглая коробоч-
ка, совсем гладкая, черная?
- Да, да, сударыня, - ответил Жюльен тем жестким тоном, который появ-
ляется у людей в минуты опасности.
Бледная, точно приговоренная к смерти, она поднялась на третий этаж.
В довершение ко всем этим нестерпимым мукам она вдруг почувствовала, что
ей вот-вот сделается дурно; но сознание, что она должна помочь Жюльену,
вернуло ей силы.
"Я во что бы то ни стало должна достать эту коробку", - сказала она
себе.
Она услышала голос мужа, который разговаривал с лакеем как раз в ком-
нате Жюльена. Но, на ее счастье, они прошли в детскую. Она приподняла
матрац и так стремительно засунула руку в солому, что исцарапала себе
все пальцы. Но, хоть она и была очень чувствительна к боли, сейчас она
ее даже не заметила, так как в тот же момент нащупала гладкую поверх-
ность коробочки. Она схватила ее и выбежала из комнаты.
Едва только она избавилась от страха, что ее застанет муж, как мысль
об этой коробке привела ее в такое смятение, что она на самом деле чуть
было не лишилась чувств.
"Значит, Жюльен влюблен, и вот здесь, у меня в руках, портрет женщи-
ны, которую он любит".
Терзаясь всеми муками ревности, г-жа де Реналь в изнеможении опусти-
лась на стул в передней, возле его двери. Ее исключительное неведение
помогло ей и на этот раз. Удивление, которое она сейчас испытывала,
смягчало ее муки. Вошел Жюльен; он выхватил у нее из рук коробку и, не
сказав ни слова, не поблагодарив, бросился к себе в комнату, быстро раз-
вел огонь в камине и швырнул в него коробку. Он стоял бледный, уничто-
женный; он сильно преувеличивал грозившую ему опасность.
"Портрет Наполеона, - говорил он себе, качая головой. - И его хранит
у себя человек, выказывающий такую ненависть к узурпатору! И портрет
этот находит господин де Реналь, лютый роялист, который к тому же так
обозлен на меня! И надо же проявить такую неосторожность, сзади на порт-
рете, прямо на белом картоне, строки, написанные моей рукой. И уж тут
никаких сомнений быть не может: сразу ясно, что я перед ним преклоняюсь.
Каждое мое излияние в любви помечено числом И последнюю запись я сделал
только позавчера.
Так бы сразу и кончилась, погибла бы в один миг вся моя репутация, -
говорил себе Жюльен, глядя, как пылает его коробочка - А ведь моя репу-
тация - это все, что я имею - только этим я и живу... А какая это жизнь,
боже мой!"
Час спустя, усталый и преисполненный жалости к самому себе, Жюльен
совсем расчувствовался. Встретившись с г-жой де Реналь, он взял ее руку,
поднес к своим губам и поцеловал с такой сердечностью, какой ему никогда
не удавалось изобразить. Она вся вспыхнула от счастья и вдруг, чуть ли
не в тот же миг, оттолкнула его в порыве ревности. Гордость Жюльена, еще
не оправившаяся от нанесенного ей недавно удара, лишила его теперь рас-
судка. Он увидел в г-же де Реналь только богатую даму и ничего более; он
с презрением выпустил ее руку и удалился В глубоком раздумье пошел он
бродить по саду, и вскоре горькая усмешка искривила его губы.
"Разгуливаю спокойно, точно я сам себе хозяин. Не обращаю на детей
никакого внимания и дождусь того, что мне опять придется выслушивать
унизительные попреки господина де Реналя, - и он будет прав!"
И Жюльен побежал в детскую.
Младший мальчик, которого он очень любил, стал ласкаться к нему, и
это немножко смягчило его горькие чувства.
"Этот меня еще не презирает, - подумал он. Но тут же упрекнул себя за
мягкосердие, решив, что это опять не что иное, как проявление слабости.
- Эти дети ласкают меня так, как приласкали бы охотничью собаку, которую
им купили вчера".
|
Главная 