Из коридора донесся громкий шум, - в этот час обычно никто не подни- мался сюда; орлан улетел с криком, дверь растворилась, и почтенный кюре Шелан, трясущийся, с палкой в руках, упал к нему на грудь. - Ах, боже праведный! Да как же это может быть, дитя мое... Чудовище, следовало бы мне сказать! И добрый старик уже больше не в состоянии был вымолвить ни слова. Жюльен боялся, что он вот-вот упадет Ему пришлось довести его до стула. Длань времени тяжело легла на этого когда-то столь деятельного человека. Жюльену казалось, что перед ним тень прежнего кюре. Отдышавшись немного, старик заговорил: - Только позавчера я получил ваше письмо из Страсбурга и в нем ваши пятьсот франков для верьерских бедняков Мне его принесли туда в горы, в Ливрю: я теперь там живу, у моего племянника Жана. И вдруг вчера узнаю об этой катастрофе... Господи боже мой! Да может ли это быть! - Старик уже не плакал, взор его был лишен всякой мысли, и он как бы машинально добавил - Вам понадобятся ваши пятьсот франков, я вам их принес. - Мне только вас надобно видеть, отец мой! - воскликнул растроганный Жюльен. - А деньги у меня еще есть. Но больше он уже не мог добиться от старика ни одного разумного сло- ва. Время от времени слезы набегали на глаза г-на Шелана и тихонько ка- тились по щекам; он устремлял взгляд на Жюльена и, казалось, не мог прийти в себя от изумления, видя, как тот берет его руки и подносит их к своим губам. Это лицо, когдато такое живое, так пламенно воодушевлявшее- ся поистине благородными чувствами, теперь словно застыло, лишенное вся- кого выражения. Вскоре за старцем пришел какой-то крестьянин. - Не годится ему уставать-то, и говорить много нельзя, - сказал он Жюльену, и тот понял, что это и есть его племянник. Это посещение погрузило Жюльена в жестокое уныние без слез, которые могли бы его облегчить. Все стало для него теперь мрачным, безутешным, и сердце его словно оледенело в груди. Это были самые ужасные минуты из того, что он пережил со времени сво- его преступления. Он увидел смерть во всей ее неприглядности. Все приз- раки душевного величия и благородства рассеялись, как облако от налетев- шей бури. Несколько часов длилось это ужасное состояние. Когда душа отравлена, ее лечат физическим воздействием и шампанским. Но Жюльен счел бы себя низким трусом, если бы прибегнул к подобного рода средствам. На исходе этого ужасного дня, в течение которого он непрерывно метался взад и впе- ред по своей тесной башне, он вдруг воскликнул: - Ах, какой же я дурак! Ведь если бы мне предстояло умереть, как вся- кому другому, тогда, конечно, вид этого несчастного старика мог бы при- вести меня в такое невыносимое уныние. Но смерть мгновенная и в цвете лет - она как раз и избавляет меня от этого жалкого разрушения. Однако, несмотря на все эти рассуждения, Жюльен чувствовал, что он ослабел, что он проявил малодушие, и потому-то его так и расстроило это посещение. В нем теперь уж не было никакой суровости, ничего величественного, никаких римских добродетелей. Смерть царила где-то на большой высоте, и не такая уж это была легкая вещь. "Вот это будет мой термометр, - сказал он себе. - Сегодня вечером я на десять градусов ниже того мужества, с каким следует идти на гильоти- ну. А сегодня утром мое мужество было на надлежащем уровне. А в общем, не все ль равно? Лишь бы оно вернулось ко мне в должную минуту". Эта мысль о термометре несколько развлекла его и в конце концов рассеяла его мрачное настроение. Когда он на другой день проснулся, ему было стыдно вспоминать вчераш- ний день. "Мое счастье и спокойствие под угрозой". Он даже решил напи- сать главному прокурору, чтобы к нему никого не допускали. "А Фуке? - подумал он. - Если он вздумает приехать сюда, в Безансон, как это его огорчит!" Наверное, он месяца два уже не вспоминал о Фуке. "Каким глупцом я был в Страсбурге! Мои мысли не поднимались выше воротника на моем мундире". Воспоминание о Фуке надолго заняло его, и он опять расчувствовался. Он в волнении шагал из угла в угол. "Ну вот я и опустился уже на двадцать градусов ниже уровня смерти... Если моя слабость будет расти, лучше уж покончить с собой. Как будут торжествовать все эти аббаты Малоны и гос- пода Вально, если я умру слюнтяем!" Приехал Фуке; этот добрый, простодушный человек не помнил себя от го- ря. Он только об одном и толковал: продать все свое имущество, подкупить тюремщика и устроить Жюльену побег. Он долго говорил о бегстве г-на де Лавалета. - Ты меня огорчаешь, - сказал ему Жюльен. - Господин де Лавалет был невинен, а я виновен. Ты, сам того не желая, заставляешь меня думать об этом различии... Но что это ты говоришь? Неужели? Ты готов продать все свое имущество? - удивился Жюльен, вдруг снова обретая всю свою наблюда- тельность и недоверчивость. Фуке, обрадовавшись, что наконец-то его друг откликнулся на его заме- чательную идею, начал подробно высчитывать с точностью чуть ли не до каждой сотни франков, сколько он может выручить за каждый из своих участков. "Какое изумительное самоотвержение для деревенского собственника! - думал Жюльен. - Сколько скопидомства, бережливости, чуть ли не мелкого скряжничества, которое заставляло меня краснеть, когда я замечал это за ним, и всем этим он жертвует для меня! Конечно, у блестящих молодых лю- дей, читающих "Рене", которых я встречал в особняке де Ла-Моля, нет его смешных недостатков, но, за исключением разве какихнибудь совершенных юнцов, неожиданно разбогатевших благодаря какому-нибудь наследству и еще не знающих цены деньгам, кто из этих блестящих парижан способен на такое самопожертвование?" Все ошибки речи, неотесанные манеры Фуке - все исчезло для него, и Жюльен бросился обнимать друга. Никогда еще провинция, при сравнения с Парижем, не Удостаивалась такого высокого предпочтения. Фуке, в восторге от того чувства, которое он прочел в глазах Жюльена, принял его за сог- ласие бежать... Это проявление величия вернуло Жюльену всю твердость духа, которой лишило его посещение г-на Шелана. Он был еще очень молод, но, по-моему, в нем было заложено много хорошего. Вместо того, чтобы перейти от чувствительности к хитрости, как это случается с громадным большинством людей, он постепенно обрел бы с годами истинно отзывчивую доброту и из- лечился бы от своей безумной подозрительности. А впрочем, к чему эти праздные предсказания? Допросы участились вопреки всем усилиям Жюльена, который своими пока- заниями всячески старался сократить эту волокиту. - Я убил или, во всяком случае, пытался убить преднамеренно, - повто- рял он каждый день" Но судья его был прежде всего формалистом. Показания Жюльена отнюдь не сокращали допросов; они задевали самолюбие судьи. Жюльен не знал, что его хотели перевести в ужасное подземелье и что только благодаря стара- ниям Фуке он остался в этой славной комнатке, помещавшейся на высоте ста восьмидесяти ступеней. Аббат де Фрилер принадлежал к числу тех влиятельных лиц, которым Фуке поставлял дрова на топливо Добрый лесоторговец приложил все старания, чтобы проникнуть к всесильному старшему викарию. Радость его была неопи- суема, когда г-н де Фрилер объявил ему, что, помня добрые качества Жюльена и услуги, которые он когда-то оказал семинарии, он постарается расположить судей в его пользу. У Фуке появилась надежда на спасение друга; уходя, он кланялся чуть ли не до земли и просил г-на старшего ви- кария принять и раздать на служение месс небольшую сумму в шесть луидо- ров, дабы вымолить оправдание обвиняемому. Фуке пребывал в странном заблуждении. Г-н де Фрилер был отнюдь не че- та Вально. Он отказался взять его луидоры и даже не пытался дать понять простакукрестьянину, что ему лучше попридержать свои денежки. Видя, что ему никак нельзя этого втолковать, без того чтобы не допустить какой-ни- будь неосторожности, он посоветовал Фуке раздать эти деньги бедня- кам-заключенным, которые действительно были лишены всего. "Престранное существо этот Жюльен, - раздумывал г-н де Фрилер. - Пос- тупок его поистине необъясним, а для меня таких вещей не должно быть. Может быть, его можно будет изобразить мучеником... Во всяком случае, я найду концы, дознаюсь, в чем тут дело, и, кстати, мне может подвернуться случай припугнуть эту госпожу де Реналь, которая не питает к нам ни ма- лейшего уважения и, в сущности, терпеть меня не может. А попутно мне, может быть, удастся найти путь к блистательному примирению с господином де Ла-Молем, который явно питает слабость к этому семинаристу". Мировая по тяжбе была подписана несколько недель тому назад, и аббат Пирар, уезжая из Безансона, не упустил случая обронить несколько слов насчет таинственного происхождения Жюльена; это было как раз в тот самый день, когда несчастный покушался убить г-жу де Реналь в верьерской церк- ви. Жюльен опасался теперь только одной неприятности перед смертью - по- сещения отца. Он посоветовался с Фуке, не написать ли ему прокурору, чтобы его избавили от всяких посетителей. Этот ужас перед встречей с родным отцом, да еще в такую минуту, глубоко возмутил честную мещанскую натуру лесоторговца. Ему даже показалось, что теперь он понимает, почему столько людей искренне ненавидят его друга. Но из уважения к его несчастью он скрыл свои мысли. - Уж во всяком случае, - холодно заметил он Жюльену, - этот приказ о недопущении свиданий не может коснуться твоего отца.
Главная 
