XXIII
ОГОРЧЕНИЯ ЧИНОВНИКА
Il piacere di alzar la testa tutto
Tannoe ben pagato dd certi quarti
d'ora che bisogna passar
Castf [14].
Но предоставим этому Человеку возиться с его жалкими опасениями; кто
же виноват, что он взял к себе в дом мужественного, благородного челове-
ка, когда ему требовалась лакейская душонка? Кто виноват, что он не уме-
ет выбирать своих слуг? Так уж оно заведено в XIX веке: если некая могу-
щественная, знатная особа сталкивается с мужественным человеком, она ли-
бо убивает его, либо отправляет в изгнание, в тюрьму, или подвергает та-
ким унижениям, что тот ничего умнее придумать не может, как умереть от
горя. Случайно здесь вышло так, что страдания пока что достаются не на
долю мужественного человека. В том-то и все несчастье маленьких фран-
цузских городков, а также и выборных правительственных органов, как,
например, скажем, в Нью-Йорке, что нет никакой возможности забыть о том,
что в мире существуют личности, подобные г-ну де Реналю. В городке, где
всего двадцать тысяч жителей, именно эти-то люди и создают общественное
мнение, а общественное мнение в стране, которой дана хартия, - это поис-
тине нечто страшное. Человек с благородной, отважной душой, казалось бы,
мог стать вашим другом, но он живет от вас на расстоянии сотни лье и су-
дит о вас по тому, как относится к вам общественное мнение вашего город-
ка, а оно создается глупцами, которым выпало счастье родиться знатными,
богатыми и умеренными. Горе тому, кто от них отличается!
Сразу же после обеда все семейство уехало в Вержи, но уже через два
дня Жюльен снова увидел их всех в Верьере.
Не прошло и часа после их приезда, как он, к своему крайнему удивле-
нию, заметил, что г-жа де Реналь что-то от него скрывает. Едва он входил
в комнату, как она сразу обрывала разговор с мужем и словно дожидалась,
чтобы он ушел Жюльен тотчас же позаботился, чтобы это больше не повторя-
лось. Он сразу стал держаться холодно и сдержанно; г-жа де Реналь заме-
тила это, но не стала доискиваться причины. "Уж не собирается ли она
найти мне преемника? - подумал Жюльен. - А ведь еще только позавчера как
она была нежна со мной! Но, говорят, знатные дамы всегда так поступают.
Это как у королей: никогда они не бывают так милостивы к своему минист-
ру, как в тот день, когда он, вернувшись домой, находит у себя указ о
своей опале".
Жюльен заметил, что в этих разговорах, которые так резко обрывались
при его появлении, постоянно упоминалось об одном большом доме, принад-
лежащем городу Верьеру; это был старый, но удобный и просторный дом, ко-
торый стоял как раз напротив церкви, на самом бойком торговом месте. "Но
какая может быть связь, - размышлял Жюльен, - между этим домом и новым
любовником?" И он в огорчении повторял про себя прелестную песенку Фран-
циска I, которая для него была новинкой, ибо не прошло еще месяца, как
он узнал ее от г-жи де Реналь. А какими клятвами, какими ласками опро-
вергалась тогда каждая строчка этой песенки:
Красотки лицемерят.
Безумен, кто им верит.
Господин де Реналь отправился на почтовых в Безансон. Поездка эта,
по-видимому, была решена в каких-нибудь два часа; у мэра был чрезвычайно
озабоченный вид. Вернувшись, он швырнул на стол толстый сверток в серой
бумажной обертке.
- Вот она, эта дурацкая история, - пробурчал он жене.
Через час Жюльен увидал, как человек, расклеивавший объявления, при-
шел и унес с собой этот огромный сверток; он тотчас же бросился за этим
человеком. "Вот я сейчас узнаю, в чем секрет, на первом же углу".
Он стоял и с нетерпением ждал, пока наклейщик намазывал своей толстой
кистью оборотную сторону объявления. Едва только он наклеил его на сте-
ну, как Жюльен, сгоравший от любопытства, увидел чрезвычайно подробное
объявление в" сдаче внаем с публичных тортов того самого старого дома, о
кагором так часто упоминалось в разговорах г-на де Реналя с женой.
Торги были назначены на завтра в два часа, в зале городской ратуши.
Присуждение объявлялось действительным с тог" момента, когда погаснет
третья свечка. Жюльен был ужасно разочарован, но все же ему показалось
странным, что объявление вывешивают накануне торгов. Как же об этом ус-
пеют узнать все желающие принять в них участке? А впрочем, это объявле-
ние, помеченное истекшим числом двухнедельной давности, хоть он и прочел
его от первого до последнего слова трижды, в разных местах, ровно ничего
ему не объяснило.
Он отправился взглянуть, что это за дом. Привратник, не заметив его,
с таинственным видом пояснял соседу.
- Э, что там! Напрасно стараться... Господин Малон обещал ему, что он
получит его за триста франков. Мэр вздумал было артачиться, - так его
сейчас же в епископат вытребовали, к старшему викарию де Фрилеру.
Появление Жюльена, по-видимому, сильно смутило друзей, они больше не
промолвили ни слова.
Жюльен не преминул отправиться на торги. В еле освещенном зале толпи-
лась масса народу, но все както странно приглядывались друг к дружке.
Затем все взоры устремились к столу, где на оловянном блюде Жюльен уви-
дел три маленьких зажженных огарка. Судебный пристав крикнул: "Триста
франков, господа!"
- Триста франков! Совсем одурели, - тихонько сказал какой-то человек
своему соседу. Жюльен случайно оказался между ними.
- Да ведь ему больше восьмисот цена. Ну-ка я дерну надбавку.
- Ну, что тебе за радость, скажи? Охота тебе злить господина Малона,
господина Вально, епископа да еще этого старшего викария де Фрилера и
всю эту шайку.
- Триста двадцать! - крикнул другой.
- Дурень! - выругался сосед. - А вот тут шпион мэра, гляди-ка, - до-
бавил он, кивая на Жюльена.
Жюльен мигом обернулся, чтобы расправиться с обидчиком, но два прия-
теля франшконтейца уже не обращали на него ни малейшего внимания. Их
хладнокровие передалось и ему. В этот момент последний огарок вспыхнул и
потух, и тягучий голос судебного пристава объявил во всеуслышание, что
дом передается на девять лет г-ну де Сен-Жиро, начальнику канцелярии
префектуры, за триста тридцать франков.
Как только мэр вышел из зала, начались пересуды.
- Вот вам лишних тридцать франков в городскую казну, доход с глупости
Грожо, - говорил один.
- Но господин де Сен-Жиро расправится с Грожо, - отвечали ему. - Он
попомнит ему эти тридцать франков!
- Экая подлость! - говорил толстяк, слева от Жюльена. - Да за такой
дом я бы восемьсот дал, пустил бы его под свою фабрику, да еще в барышах
остался бы.
- Что же вы хотите? - отвечал ему молодой фабрикант из либералов. -
Ведь де Сен-Жиро - член конгрегации. Четверо детей, и все на стипендиях.
Эдакий бедняк! Вот и пришлось накинуть ему на содержание пятьсот фран-
ков, только и всего.
- И подумать только, сам мэр ничего тут поделать не мог, - заметил
третий. - А уж какой роялист лютый, дальше некуда, только вот разве что
не ворует!
- Не ворует? - подхватил еще один. - Наша птичка не лапает, она на
лету хапает! Да у них одна общая мошна, все туда валят, а к концу года
поделят. Смотрите, вон тут Сорелев мальчишка, пойдем-ка отсюда похороше-
му.
Жюльен вернулся домой в самом скверном настроении; г-жа де Реналь си-
дела очень грустная.
- Вы с торгов? - спросила она.
- Да, сударыня, и меня там приняли за шпиона господина мэра.
- Ах, если бы он меня послушался и уехал куданибудь на это время!
В эту минуту вошел г-н де Реналь, чрезвычайно мрачный. За обедом ник-
то не проронил ни слова. Г-н де Реналь велел Жюльену сопровождать детей
в Вержи; ехали все невеселые. Г-жа де Реналь утешала мужа:
- Пора бы уж вам, друг мой, привыкнуть.
Вечером все молча уселись у камина; только потрескивание буковых по-
леньев нарушало тишину. Случается, что в самых дружных семьях наступают
такие тоскливые минуты. Вдруг один из мальчиков радостно закричал:
- Звонок! Звонок!
- А, черт! Если это господин де Сен-Жиро вздумал донимать меня под
видом благодарности, так я ему выложу все, что думаю. Это уж слишком! В
сущности, он всем обязан господину Вально, а я только скомпрометирован.
Ну что, если проклятые якобинские газеты подхватят этот анекдотик и бу-
дут надо мной всячески потешаться?
Лакей распахнул дверь, и следом за ним в комнату вошел очень красивый
господин с пышными черными баками.
- Господин мэр, я синьор Джеронимо. Вот письмо от кавалера де Бовези,
атташе при неаполитанском посольстве; он передал мне его для вас в день
моего отъезда, всего девять дней тому назад, - весело добавил синьор
Джеронимо, поглядывая на г-жу де Реналь. - Синьор де Бовези, ваш кузен и
мой близкий друг, сударыня, говорил, что вы знаете итальянский язык.
Веселый неаполитанец внес неожиданное оживление в этот скучный вечер.
Г-жа де Реналь захотела непременно угостить его ужином. Она подняла весь
дом на ноги, ей хотелось во что бы то ни стало заставить Жюльена забыть
о том, что его сегодня дважды чуть не в лицо обозвали шпионом. Синьор
Джеронимо, знаменитый певец, человек вполне светский, был вместе с тем
очень веселым, жизнерадостным человеком, - ныне эти качества уже несов-
местимы во Франции. После ужина он спел с г-жой де Реналь маленький ду-
эт, а потом развлекал общество всякими занимательными рассказами. Когда
в час ночи Жюльен сказал детям, что пора идти спать, они жалобно взмоли-
лись.
- Мы только еще немножко послушаем последнюю историю! - сказал стар-
ший.
- Это история про меня, синьорине, - сказал синьор Джеронимо. - Во-
семь лет тому назад, когда я, как вы теперь, был учеником, я учился в
Неаполитанской консерватории... Я хочу сказать, что мне было столько же
лет, сколько вам, но я не имел чести быть сыном прославленного мэра пре-
лестного городка Верьера.
При этих словах г-н де Реналь глубоко вздохнул и посмотрел на жену.
- Синьор Дзингарелли, - продолжал молодой певец, слегка утрируя свой
акцент, отчего дети так и покатывались с хохоту, - мой синьор Дзингарел-
ли был ужасно строгим учителем. Его не любили в консерватории, "а он хо-
тел, чтобы все вели себя так, как если бы его боготворили. Я часто ухит-
рялся удирать потихоньку. Я отправлялся в маленький театрик Сан-Карлино
и гам слушал самую божественную музыку, но - бог ты мой! - как раздобыть
восемь монеток, восемь су, которые надо заплатить за входной билет? Та-
кая громадная сумма! - говорил он, поглядывая на детей, а они прыскали
со смеху. - Как-то синьор Джованноне, который был директором Сан-Карли-
но, услышал, как я пою, - мне было тогда шестнадцать лет, - он сказал:
"Этот мальчик - сущий клад".
- Хочешь, я тебя возьму к себе, милый мальчик? - говорит он мне.
- А сколько вы мне дадите?
- Сорок дукатов в месяц.
А ведь это, господа, ни много, ни мало, сто шестьдесят франков! Мне
показалось, словно передо мной рай открылся.
- Ну, а как же, - говорю я Джованноне, - как же устроить, чтобы стро-
гий синьор Дзингарелли отпустил меня?
- Lascia fare a me.
- Предоставьте это мне! - вскричал старший из мальчиков.
- Совершенно верно, мой юный синьор. Так вот синьор Джованноне гово-
рит мне: "Саго [15], подпиши-ка прежде всего вот этот контракт". Я под-
писываю. И он сейчас же дает мне три дуката. Я в жизнь свою таких денег
не видывал. А затем объясняет мне, как я должен действовать.
На другой день я испрашиваю аудиенцию у грозного синьора Дзингарелли.
Его старый лакей ведет меня к нему в комнату.
- Что тебе от меня надо, сорванец? - спрашивает Дзингарелли.
- Маэстро! - говорю ему я. - Я пришел покаяться во всех моих проступ-
ках. Никогда больше я не буду удирать из консерватории и лазить через
забор. Я буду теперь учиться вдвое прилежнее, чем раньше.
- Если бы я не боялся испортить самый прекрасный бас, какой я ког-
да-либо слышал, я бы тебя посадил под замок на хлеб и на воду, негодник;
ты бы у меня посидел так недельки две.
- Маэстро, - опять начинаю я, - я теперь буду у вас самым примерным
учеником во всей консерватории, credete a me [16]. Но я только прошу, не
откажите исполнить мою просьбу: если к вам кто-нибудь явится просить,
чтобы я пел где-нибудь, не отпускайте меня. Умоляю вас, скажите, что вы
не можете!
- Да кому же в голову придет просить у меня такого шалопая? Да разве
я когда-нибудь позволю тебе уйти из консерватории? Да ты что, смеяться
надо мной вздумал? А ну-ка, вон отсюда! Сию минуту вон! - кричит он, а
сам старается пнуть меня ногой в зад. - Смотри, попадешь у меня под за-
мок на хлеб и на воду.
Через час сам синьор Джованноне является к директору.
- Я пришел просить вас, - говорит он, - сделайте милость, от вас за-
висит мое счастье, - отдайте мне Джеронимо, пусть он попоет у меня эту
зиму, а я тогда смогу дочку замуж выдать.
- На что тебе этот сорванец? - кричит ему Дзингарелли. - Да я и слы-
шать об этом не желаю! Не отдам ни за что! А кроме того, если бы я даже
и отпустил его, он сам никогда не согласится бросить консерваторию: он
только что клялся мне в этом.
- Ну, если только за этим дело, - важно ответствует Джованноне, дос-
тавая из кармана мой контракт, - carta canta [17] - вот его подпись.
Тут Дзингарелли рассвирепел, чуть звонок не оборвал.
- Выгнать, - кричит, - сейчас же выгнать Джеронимо вон из консервато-
рии! - А сам весь трясется от ярости.
Так меня и выгнали. Ну и хохоту было! И в тот же вечер я уже пел арию
Moltiplico: Полишинель собирается жениться и считает по пальцам, что ему
надо купить себе для обзаведения хозяйством, и каждый раз сбивается со
счета.
- Ах, сударь, будьте так добры, спойте нам эту арию! - сказала г-жа
де Реналь.
Джеронимо запел, и все хохотали до слез. Синьор Джеронимо отправился
спать, когда уже пробило два часа; он очаровал всю семью своими приятны-
ми манерами, своей любезностью и веселым нравом.
На другой день г-н и г-жа де Ренали вручили ему письма, которые были
ему нужны для представления к французскому двору.
"Вот гак-то везде, одна фальшь, - рассуждал сам с собой Жюльен. -
Сейчас синьор Джеронимо покатит в Лондон на шестидесятитысячное жало-
ванье. А без ловкости этого директора Сан-Карлино его божественный голос
стал бы известен, может быть, на десять лет позднее... Нет, честное сло-
во, по мне - лучше быть Джеронимо, а не Реналем. Правда, его не так ува-
жают в обществе, но зато у него нет таких неприятностей, как, скажем, -
эти торги, да и живется ему куда веселей".
Жюльен удивлялся самому себе: те недели, которые он провел в полном
одиночестве в Верьере, в пустом доме г-на де Реналя, он чувствовал себя
очень счастливым. Отвращение, мрачные мысли охватывали его только на
званых обедах, а в остальное время, один во всем доме, он мог читать,
писать, думать, и никто не мешал ему. Его ослепительные мечты не наруша-
лись поминутно горькой необходимостью угадывать движения низкой душонки
- да еще мало того - ублажать ее разными хитростями или лицемерными сло-
вами.
Быть может, счастье вот здесь, совсем рядом? Ведь на такую жизнь не
нужно много денег: достаточно жениться на Элизе или войти в дело Фуке.
Но путник, поднявшись на крутую гору, с великим удовольствием отдыхает
на ее вершине. А будет ли он счастлив, если его заставят отдыхать вечно?
Госпожу де Реналь одолевали страшные мысли. Несмотря на все свои бла-
гие намерения, она не утерпела и рассказала Жюльену всю историю с торга-
ми. "Я, кажется, готова ради него нарушить все мои клятвы", - думала
она.
Она, не задумываясь, пожертвовала бы жизнью, чтобы спасти мужа, если
бы жизнь его была в опасности. Это была именно та благородная и романти-
ческая натура, для которой видеть возможность великодушного поступка и
не совершить его является источником столь тяжких угрызений совести, как
если бы она уже была повинна в преступлении. И, однако, у нее иногда бы-
вали такие страшные дни, когда она не могла отделаться от мысли о том,
какое это было бы счастье, если бы она вдруг овдовела и могла выйти за-
муж за Жюльена.
Он любил ее сыновей гораздо больше, чем их любил отец, и они, несмот-
ря на всю его строгость, обожали его. Она прекрасно понимала, что, если
бы она стала женой Жюльена, ей пришлось бы покинуть Вержи, где ей было
дорого каждое деревцо. Она представляла себе, как бы она жила в Париже,
как сыновья ее продолжали бы там учиться и получили бы такое образова-
ние, что все кругом восхищались бы ими. Дети ее, она сама, Жюльен-все
они были бы так счастливы!
Странное действие брака, каким сделал его XIX век! Скука супружеской
жизни наверняка убивает любовь, если она и была до брака, и при этом,
говорит некий философ, супруги, достаточно богатые, чтобы не работать,
очень скоро не знают, куда деваться от скуки, до того надоедают им мир-
ные семейные радости. А среди женщин только очень сухие натуры не начи-
нают в браке мечтать о любви.
Философское рассуждение заставляет меня простить г-жу де Реналь, но в
Верьере ей не прощали. Напротив того, весь город, хотя она и не подозре-
вала об этом, только и занимался, что скандальной историей ее любовных
похождений. Благодаря этому скандалу там осенью было даже не так скучно,
как всегда.
Осень и часть зимы пролетели очень быстро. Пришла пора расстаться с
вержийскими лесами. Светское общество в Верьере начинало мало-помалу
возмущаться, видя, какое слабое впечатление, производят на г-на де Рена-
ля все его анафемы Не прошло и недели, как некие важные особы, которые,
желая вознаградить себя за свою обычную серьезность, с радостью оказыва-
ли подобного рода услуги, постарались внушить ему самые тяжкие подозре-
ния, однако сделав это как нельзя более осторожно.
Господин Вально, который вел свою игру потихоньку, "пристроил Элизу в
одно весьма почтенное, благородное семейство, где было пять женщин. Эли-
за, опасаясь, как она говорила, не найти себе места зимой, согласилась
поступить в эту семью на две трети жалованья, которое она получала у
господина мэра. Затем эта девица сама по себе возымела блестящую мысль:
пойти исповедаться и к прежнему кюре, господину Шелану, и к новому, что-
бы со всеми подробностями рассказать тому и другому историю любовных по-
хождений Жюльена.
На другой же день после приезда семьи мэра, в шесть часов утра, аббат
Шелан прислал за Жюльеном.
- Я ни о чем не собираюсь вас спрашивать, - сказал он ему, - и прошу
вас - а если этого мало, приказываю - ничего мне не говорить, но я тре-
бую, чтобы вы в трехдневный срок отправились либо в Безансонскую семина-
рию, либо на житье к вашему другу Фуке, который по-прежнему готов прек-
расно вас устроить. Я все предусмотрел, обо всем позаботился, но вы
должны уехать и не показываться в Верьере, по крайней мере, в течение
года.
Жюльен ничего не отвечал. Он размышлял, не следует ли ему, для сохра-
нения собственного достоинства, оскорбиться этой заботливостью, которую
проявляет о нем господин Шелан, - ведь не отец же он ему в конце концов.
- Завтра в это же время я буду иметь честь явиться к вам еще раз, -
ответил он, наконец, старому кюре.
Господин Шелан, который полагал, что своим авторитетом он, безуслов-
но, заставит подчиниться этого юнца, говорил долго. Жюльен, изобразив на
своем лице самое глубокое смирение, почтительно стоял перед ним, не
раскрывая рта.
Наконец его отпустили, и он бросился к г-же де Реналь рассказать ей
все, но застал ее в глубоком отчаянии. Ее муж только что говорил с нею
довольно откровенно. Его нерешительный характер и надежды на наследство
из Безансона, которые еще усиливали его нерешительность, склонили его
твердо держаться того мнения, что жена его совершенно невинна. Он пришел
поделиться с ней неожиданным открытием: как странно, оказывается, наст-
роено сейчас общественное мнение в Верьере. Разумеется, люди не правы,
все это происки завистников, но в конце концов что же делать?
На минуту г-жа де Реналь попыталась утешить себя мыслью, что Жюльен
может принять предложение г-на Вально и остаться в Верьере. Но теперь
это уже была не та робкая, простодушная женщина, какою она была в прош-
лом году: злосчастная страсть и муки раскаяния вразумили ее. Слушая му-
жа, она с болью в душе убеждалась, что разлука, хотя бы временная, неиз-
бежна. "Вдали от меня Жюльен снова отдастся своим честолюбивым мечтам, и
это так естественно, когда у человека нет ни гроша за душой! А я! Боже
мой! Я так богата - и это ничем, ничем не может помочь моему счастью. Он
меня забудет. Такой обаятельный юноша! Конечно, его будут любить, полю-
бит и он. Ах, я несчастная... А на что жаловаться? Бог справедлив: ведь
я даже не пыталась перестать грешить; в наказание он отнял у меня разум.
Мне надо было только подкупить Элизу, привлечь ее на свою сторону, уж,
кажется, чего проще! А я даже не дала себе труда подумать об этом.
Только и бредила любовью. И вот теперь все пропало".
Одно глубоко поразило Жюльена: когда он сообщил г-же де Реналь ужас-
ную новость о том, что ему придется уехать, он не услышал от нее никаких
эгоистических возражений. Видно было только, что она едва удерживается
от слез.
- Друг мой, нам с вами нужна твердость. - Она отрезала для него на
память прядь своих волос. - Не знаю, что со мною будет, - сказала она, -
но только, если я умру, обещай мне, что ты никогда не покинешь моих де-
тей. Близко ли ты будешь от них, далеко ли, постарайся сделать из них
честных людей. Если опять будет революция, всю знать перережут, а их от-
цу, вероятно, придется эмигрировать - из-за того крестьянина, которого
тогда убили на крыше. Не забудь о моих сыновьях. Дай мне руку. Прощай,
милый! Это наши с тобой последние минуты. Когда эта страшная жертва уже
будет принесена, я надеюсь, что на людях у меня хватит мужества, поду-
мать о моем добром имени.
Жюльен ожидал взрыва отчаяния. Эти простые прощальные слова глубоко
растрогали его.
- Нет, нет, я не хочу так прощаться! Я уеду, они все этого хотят, да
и вы сами. Но через три дня я вернусь к вам ночью.
Все мигом преобразилось для г-жи де Реналь. Значит, Жюльен действи-
тельно любит ее, если ему самому пришло в голову увидеться с нею еще
раз! Все ее страдания сразу исчезли, и ее охватило чувство невыразимой
радости. Все стало так легко. Уверенность, что она еще раз увидит своего
милого, заслонила собою все, что было мучительного в эти последние мину-
ты. С этого мгновения вся осанка и выражение лица г-жи де Реналь испол-
нились какого-то особенного благородства, решимости и необыкновенного
достоинства.
Вскоре явился г-н де Реналь: он был вне себя. И тут-то он, наконец,
выложил жене все про это анонимное письмо, полученное им два месяца на-
зад.
- Я это письмецо снесу в Казино, я всем его покажу, чтобы все знали,
что за подлец этот Вально! Я его подобрал нищим, сделал одним из самых
богатых людей в Верьере Я его публично осрамлю, я драться с ним буду.
Нет! Это уж перешло все границы.
"И я могу остаться вдовой, господи боже! - промелькнуло у г-жи де Ре-
наль Но в тот же миг она сказала себе: - Если я не помешаю этой дуэли, -
а я, разумеется, могу это сделать, - я буду убийцей моего мужа".
Никогда еще она не пользовалась с такой ловкостью тщеславием своего
супруга. В каких-нибудь два часа она сумела убедить его, при помощи его
же собственных доводов, что он должен держать себя сейчас как нельзя бо-
лее дружески с Вально и даже снова взять Элизу к себе в дом. Немало му-
жества потребовалось г-же де Реналь, чтобы решиться снова увидеть эту
девушку, причину всех ее несчастий. Но эту мысль подал ей Жюльен.
Наконец, после того как его раза три-четыре наводили на путь истин-
ный, г-н де Реналь уже собственным умом дошел до чрезвычайно тягостной
для него в денежном отношении мысли, а именно, что не может быть для не-
го сейчас ничего хуже, как если Жюльен в разгар великого злопыхательства
и сплетен по всему Верьеру останется в городе и поступит гувернером к
детям г-на Вально. Ясно, что Жюльен не упустит случая принять столь вы-
годное предложение директора дома призрения; но для торжества г-на де
Реналя необходимо, напротив, чтобы Жюльен уехал из Верьера и поступил в
семинарию в Безансоне или, скажем, в Дижоне Но как убедить его уехать,
и, потом, на какие средства он там будет жить?
Господин де Реналь, видя неминуемость денежной жертвы, убивался
больше, чем его жена. Она же после тягостной беседы с мужем чувствовала
себя так, как должен чувствовать себя мужественный человек, который, ре-
шив покончить счеты с жизнью, проглотил смертельную дозу страмония и еще
не умер; он живет, так сказать, по инерции, но уже ничем в мире больше
не интересуется. Так, Людовик XIV, умирая, промолвил: "Когда я был коро-
лем..." Замечательная фраза!
На другой день спозаранку г-н де Реналь получил анонимное письмо. На
этот раз письмо было весьма оскорбительного свойства. В каждой строчке
самым грубым образом намекалось на его положение. Несомненно, это было
делом рук какого-нибудь мелкого завистника. Это письмо снова вызвало у
него желание драться с г-ном Вально. Он так расхрабрился, что решил
действовать безотлагательно: вышел из дому один и отправился в оружейную
лавку, купил там пару пистолетов и велел зарядить их.
"Нет, в самом деле, - рассуждал он, - представить себе, что снова
вернулись бы прежние строгости императора Наполеона: у меня на душе бук-
вально ни одного краденого гроша, мне не в чем себя упрекнуть.
Единственно, что я позволял себе, - это закрывать глаза, но у меня в
столе лежат кой-какие солидные документики, которые меня вполне оправды-
вают".
Госпожа де Реналь испугалась не на шутку холодной ярости своего мужа;
ее опять стала соблазнять страшная мысль о вдовстве, которую ей стоило
такого труда отогнать от себя. Она заперлась с мужем в его кабинете, где
в течение нескольких часов уговаривала его без всякого результата: пос-
леднее анонимное письмо настроило его весьма решительно. Наконец ей
все-таки удалось добиться того, что его отважная решимость закатить оп-
леуху г-ну Вально перешла в не менее отважную решимость предложить
Жюльену шестьсот франков, чтобы он мог внести за год в семинарию. Г-н де
Реналь, в сотый раз проклиная тот день, когда ему пришла в голову злопо-
лучная идея взять гувернера, забыл об анонимном письме.
Одна только мысль немного утешала его, но он не говорил о ней жене:
он надеялся - если ему удастся проявить достаточно умения и воспользо-
ваться как-нибудь в своих интересах романтическими бреднями этого юнца -
убедить его отказаться от предложения г-на Вально и за меньшую сумму.
Госпоже де Реналь стоило немало труда втолковать Жюльену, что он идет
навстречу желаниям ее мужа, отказываясь в угоду ему от места в восемьсот
франков, которые ему при свидетелях предлагал директор дома призрения, и
потому не имеет никаких оснований стыдиться и должен без всякого стесне-
ния принять эти деньги.
- Но подумайте, - упрямо твердил Жюльен, - у меня никогда в мыслях не
было соглашаться на его предложение. Вы меня так приучили к порядочной
жизни, что я бы просто не вынес хамства этих людей.
Но жестокая необходимость железной рукой сломила волю Жюльена. Он те-
шил свою гордость надеждой, что примет эту сумму от верьерского мэра
только в долг и даст ему расписку с обязательством выплатить этот долг с
процентами в течение пяти лет.
У г-жи де Реналь все еще оставалось несколько тысяч франков, припря-
танных в маленькой пещерке в горах. Она предложила их ему, замирая от
страха, что он откажется и только рассердится на нее.
- Неужели вы хотите, - отвечал Жюльен, - чтобы воспоминание о нашей
любви стало для меня отвратительным?
Наконец Жюльен уехал. Г-н де Реналь был безгранично счастлив, ибо в
роковую минуту, когда он предложил ему деньги, это испытание оказалось
свыше сил Жюльена. Он отказался наотрез. Г-н де Реналь со слезами на
глазах бросился ему на шею. Жюльен попросил у него свидетельство о своем
поведении, и у мэра от избытка чувств не нашлось достаточно пылких выра-
жений, чтобы превознести все его достоинства. У нашего героя было при-
коплено пять луидоров и еще столько же он рассчитывал занять у Фуке.
Он был сильно взволнован. Но, отойдя на лье от Верьера, где он остав-
лял все, что любил, он уже больше ни о чем не думал и только представлял
себе, какое счастье увидеть большей город, настоящую большую крепость,
как Безансон.
Во время этой краткой, трехдневной, разлуки г-жа де Реналь жила в ос-
леплении, поддавшись одному из самых жестоких обманов любви. Жизнь ее
была почти терпима, ибо между ее теперешним состоянием и страшным горем
впереди было еще это последнее свидание с Жюльеном. Она считала часы и
минуты, которые оставались до него. Наконец ночью на третий день она ус-
лышала издали условный сигнал Жюльена. Преодолев тысячу опасностей, он
явился к ней.
С этой минуты она могла думать только об одном: "Я вижу его в послед-
ний раз". Она не только не отвечала на бурные ласки своего милого, - она
была как труп, в котором чуть теплится жизнь. Когда она принуждала себя
сказать ему, что любит его, это звучало так натянуто, что можно было по-
думать обратное. Ничто не могло отвлечь ее от страшной мысли о том, что
они расстаются навеки. Жюльен со своей обычной подозрительностью чуть
было не подумал, что он уже забыт. Но когда он отпустил какое-то язви-
тельное замечание по этому поводу, она не ответила ни слова; только
крупные слезы покатились у нее по щекам, и рука ее судорожно сжала его
руку.
- Но боже мой! Да как же вы хотите, чтобы я вам верил, - отвечал
Жюльен на скупые, неубедительные уверения своей возлюбленной - Да вы бы
выказали во сто раз больше дружеских чувств госпоже Дервиль или просто
какой-нибудь вашей знакомой.
И помертвевшая г-жа де Реналь не знала, что отвечать.
- Сильнее этого страдать невозможно... Мне бы только умереть... Я
чувствую, как у меня леденеет сердце.
И это были ее самые многословные ответы: больше он ничего не мог до-
биться.
Когда забрезживший рассвет напомнил, что ему пора уходить, слезы г-жи
де Реналь сразу высохли Она молча смотрела, как он привязывает к окну
веревку с узлами, и не отвечала на его поцелуи. Напрасно он говорил ей:
- Ну, вот мы и достигли, наконец, того, чего вы так желали. Теперь
уже вас не будут мучить угрызения совести Не будет больше мерещиться
чуть только кто прихворнет из детей, что вы их сведете в могилу.
- Мне жаль, что вы не можете поцеловать Станислава, - холодно сказала
она.
Жюльен, наконец, ушел, глубоко потрясенный мертвенными объятиями это-
го живого трупа, и на протяжении многих лье ни о чем другом думать не
мог. Сердце его разрывалось, и пока он не перевалил через гору, пока ему
еще видна была верьерская колокольня, он то и дело оборачивался на ходу.
|
Главная 