XXV
СЕМИНАРИЯ
Триста тридцать шесть обедов по восемьдесят три сантима, триста трид-
цать шесть ужинов по тридцать восемь сантимов, шоколад-кому полагается
по чину; а сколько же можно заработать на этом деле?
Безансонский Вольно.
Он издалека увидел железный золоченый крест на воротах; он медленно
приблизился; ноги у него подкашивались. "Вот он, этот ад земной, из ко-
торого мне уж не выйти!" Наконец он решился позвонить. Звук колокола
разнесся гулко, словно в нежилом помещении Минут через десять к воротам
подошел какой-то бледный человек, весь в черном. Жюльен глянул на него и
мгновенно опустил глаза. Странное лицо было у этого привратника. Зрачки
его выпуклых зеленоватых глаз расширялись, как у кошки; неподвижные "ли-
нии век свидетельствовали о том, что от этого человека нечего ждать со-
чувствия; тонкие губы приоткрывались полукругом над торчащими вперед зу-
бами. И однако на этом лице не было написано никаких пороков, скорее это
была полная бесчувственность, то есть именно то, что больше всего может
испугать молодого человека. Единственное чувство, которое беглый взгляд
Жюльена сумел отгадать на этой постной физиономии святоши, было глубо-
чайшее презрение ко всему, о чем бы с ним ни заговорили, если только сие
не сулило награды на небесах.
Жюльен с трудом заставил себя поднять глаза; сердце у него так би-
лось, что он с трудом мог говорить; прерывающимся голосом он объяснил,
что ему надо видеть ректора семинарии господина Пирара. Не произнеся ни
слова, черный человек знаком велел ему следовать за ним. Они поднялись
на третий этаж по широкой лестнице с деревянными перилами и совершенно
перекосившимися ступенями, которые все съехали набок, в противоположную
от стены сторону, и, казалось, вотвот развалятся вовсе Они очутились пе-
ред маленькой дверцей, над которой был прибит огромный кладбищенский
крест из простого дерева, выкрашенный в черную краску; она подалась с
трудом, и привратник ввел Жюльена в низкую темную комнату с выбеленными
известкой стенами, на которых висели две большие картины, потемневшие от
времени. Здесь Жюльена оставили одного; он стоял совершенно помертвевший
от ужаса; сердце его неистово колотилось, ему хотелось плакать, но он не
смел. Мертвая тишина царила в доме.
Через четверть часа, которые ему показались сутками, зловещая физио-
номия привратника появилась в дверях в противоположном конце комнаты; он
молча кивнул Жюльену, приглашая следовать за ним. Жюльен вошел в другую
комнату; она была больше первой, и в ней было почти совсем темно, Стены
были также выбелены, но они были совсем голые. Только в углу, около две-
ри, Жюльен, проходя, заметил кровать некрашеного дерева, два плетеных
стула и небольшое кресло, сколоченное из еловых досок и необитое. На
другом конце комнаты, у маленького оконца с пожелтевшими стеклами и зас-
тавленным грязными цветочными банками подоконником, он увидел человека в
поношенной сутане, сидевшего за столом; казалось, он был чем-то сильно
рассержен; он брал из лежавшей перед ним кипы маленькие четвертушки бу-
маги, надписывал на каждой по нескольку слов и раскладывал их перед со-
бой на столе. Он не замечал Жюльена. А тот стоял неподвижно посреди ком-
наты, на том самом месте, где его оставил привратник, который вышел и
закрыл за собой дверь.
Так прошло минут десять; плохо одетый человек за столом все писал и
писал Жюльен был до того взволнован и напуган, что едва держался на но-
гах; ему казалось, он вот-вот упадет. Какой-нибудь философ, наверно,
сказал бы (но, возможно, он был бы и не прав): "Таково страшное действие
уродливого на душу, наделенную любовью к прекрасному".
Человек, который писал за столом, поднял голову; Жюльен заметил это
не сразу, но даже и после того, как заметил, он продолжал стоять непод-
вижно, словно пораженный насмерть устремленным на него страшным взгля-
дом. Затуманенный взор Жюльена с трудом различал длинное лицо, все пок-
рытое красными пятнами; их не было только на лбу, который выделялся сво-
ей мертвенной бледностью. Между багровыми щеками и белым лбом сверкали
маленькие черные глазки, способные устрашить любого храбреца. Густые,
черные, как смоль, волосы гладко облегали этот огромный лоб.
- Подойдите сюда. Вы слышите или нет? - нетерпеливо промолвил, нако-
нец, этот человек.
Жюльен, едва владея ногами, шагнул, раз, другой и, наконец, чуть не
падая и побелев, как мел, остановился в трех шагах от маленького столика
некрашеного дерева, покрытого четвертушками бумаги.
- Ближе! - произнес человек в сутане.
Жюльен шагнул еще, протянув вперед руку, словно ища, на что бы опе-
реться.
- Имя?
- Жюльен Сорель.
- Вы сильно опоздали, - произнес тот, снова пронизывая его своим
страшным взглядом.
Жюльен не мог вынести этого взгляда: вытянув руку, словно пытаясь
схватиться за что-то, он тяжело грохнулся на пол.
Человек позвонил в колокольчик; Жюльен не совсем потерял сознание, но
он ничего не видел и не мог пошевелиться. Однако он услыхал приближающи-
еся шаги.
Его подняли, усадили на креслице некрашеного дерева. Он услышал, как
страшный человек сказал привратнику:
- У него, должно быть, падучая. Этого еще не хватало!
Когда Жюльен смог, наконец, открыть глаза, человек с красным лицом
сидел, как прежде, и писал; привратник исчез. "Надо найти в себе мужест-
во, - сказал себе наш юный герой, - а главное, постараться скрыть то,
что я сейчас испытываю (он чувствовал сильнейшую тошноту). Если со мной
что-нибудь случится, они бог знает что обо мне подумают". Наконец чело-
век перестал писать и покосился на Жюльена.
- Способны вы отвечать на мои вопросы?
- Да, сударь, - с трудом вымолвил Жюльен.
- А! Рад слышать.
Черный человек, привстав, со скрипом выдвинул ящик своего елового
стола и стал нетерпеливо шарить в нем, разыскивая что-то. Наконец он на-
шел какое-то письмо, медленно уселся и снова впился в Жюльена таким
взглядом, будто хотел отнять у него последние остатки жизни.
- Вас рекомендует мне господин Шелан. Это был лучший приходский свя-
щенник во всей епархии, человек истинной добродетели и друг мой уж трид-
цать лет.
- Значит, я имею честь беседовать с господином Пираром? - произнес
Жюльен чуть слышно.
Его маленькие глазки засверкали еще сильней, и углы рта сами собой
задергались. Это было очень похоже на пасть тигра, который предвкушает
удовольствие пожрать свою добычу.
- Шелан пишет кратко, - промолвил он, словно разговаривая сам с со-
бой, - Intelligent! pauca [18]. В наше время любое письмо слишком длин-
но.
Он стал читать вслух:
"Посылаю к вам Жюльена Сореля из нашего прихода, которого я окрестил
почти двадцать лет тому назад; он сын богатого плотника, но отец ему ни-
чего не дает. Жюльен будет отменным трудолюбцем в вертограде господнем.
Память и понятливость - все есть у него, есть и разумение. Но долговре-
менно ли его призвание? Искренне ли оно?"
- Искренне? - повторил аббат Пирар удивленным тоном и поглядел на
Жюльена; но теперь взгляд аббата был уже не до такой степени лишен всего
человеческого. - Искренне? - снова повторил он, понизив голос и принима-
ясь читать дальше.
"Прошу у вас стипендии для Жюльена Сореля: он будет достоин ее, если
сдаст все необходимые экзамены Я обучил его немного теологии, старинной
прекрасной теологии Боссюэ, Арно и Флери. Если такой стипендиат вам не
подходит, отошлите его ко мне обратно; директор дома призрения, которого
вы хорошо знаете, берет его на восемьсот франков наставником к своим де-
тям Душа моя спокойна, благодарение господу. Начинаю привыкать к постиг-
шему меня тяжкому удару".
Аббат Пирар приостановился, дойдя до подписи, и со вздохом выговорил
слово "Шелан".
- Душа его спокойна, - промолвил он. - Добродетель его заслужила сию
награду. Пошлет ли и мне ее господь бог наш, когда придет мой час?
Он устремил очи к небу и перекрестился. Жюльен, увидев это святое
знамение, почувствовал, как у нею понемножку начинает проходить леденя-
щий ужас, который охватил его с той самой минуты, как он вошел с этот
дом.
- Здесь у меня триста двадцать один человек, чающих обрести духовное
звание, - сказал, наконец, аббат Пирар строгим, но не злым голосом. -
Только семь или восемь из них рекомендованы мне такими людьми, как аббат
Шелая; таким образом, вы между тремястами двадцатью одним будете девя-
тым. Но покровительство мое не есть ни милость, ни послабление, а лишь
усиленное рвение и строгость в искоренении пороков. Подите заприте дверь
на ключ.
Жюльен с усилием прошел через всю комнату, и ему удалось удержаться
на ногах. Рядом с дверью он заметил маленькое окошечко, которое выходило
на зеленую окраину. Он взглянул на деревья, и ему стало легче, словно он
увидел своих старых друзей.
- Loquerisne linguam latinam? (Говорите вы полатыни? - спросил его
аббат Пирар, когда он вернулся к столу.
- Ita, pater optime (Да, преподобный отец), - ответил Жюльен, понем-
ногу приходя в себя.
Поистине, еще не было на белом свете человека, который показался бы
ему менее "преподобным", чем аббат Пирар за эти полчаса.
Разговор продолжался по-латыни. Выражение глаз аббата постепенно
смягчалось; к Жюльену понемногу возвращалось присутствие духа. "До чего
же я слаб, - подумал он, - если меня могло так сразить это показное бла-
гочестие! Вероятнее всего, этот человек - такой же плут, как и господин
Малон". - И Жюльен порадовался про себя, что догадался спрятать почти
все свои деньги в башмаки.
Аббат Пирар проэкзаменовал Жюльена по теологии и был поражен обшир-
ностью его знаний. Его удивление возросло еще более, когда он стал под-
робно спрашивать его по священному писанию. Но когда дошла очередь до
учения отцов церкви, он обнаружил, что Жюльен даже представления не име-
ет и, по-видимому, никогда не слыхал о таких именах, как св. Иероним,
блаженный Августин, св. Бонавентура, св. Василий и так далее.
"Вот и выдает себя, - подумал Пирар, - это пагубное влечение к про-
тестантству, в котором я всегда упрекал Шелана. Углубленное, чересчур
углубленное знание священного писания!" (Жюльен только что изложил ему,
хотя его и не спрашивали об этом, некоторые соображения о времени, когда
действительно могли быть написаны Книга бытия. Пятикнижие и так далее.)
"К чему могут привести эти бесконечные рассуждения о священном писа-
нии? - думал аббат Пирар. - Ни к чему иному, как к собственному, личному
толкованию, то есть именно к самому отъявленному протестантизму. И наря-
ду с этим небезопасным знанием ровно ничего из отцов церкви, что могло
бы уравновесить это поползновение!"
Но удивление ректора семинарии поистине перешло все границы, когда,
спросив Жюльена о духовной власти папы и ожидая услышать в ответ положе-
ния старогалликанской церкви, он услышал от молодого человека точный пе-
ресказ чуть ли не всей книги г-на де Местра.
"Престранный человек этот Шелан! - подумал аббат Пирар. - Уж не для
того ли он дал ему эту книгу, чтобы внушить ему, что ее не следует при-
нимать всерьез?"
Тщетно выспрашивал он Жюльена, желая дознаться, верит ли он поистине
в учение г-на де Местра. Юноша отвечал ему точь-в-точь по книге, на па-
мять. С этой минуты Жюльен почувствовал себя вполне уверенно и совершен-
но овладел собой. После очень долгого экзамена ему показалось, что аббат
Пирар, пожалуй, только для виду продолжает держаться с ним так сурово. И
в самом деле, если бы только не правило чрезвычайной строгости, которого
вот уже пятнадцать лет он придерживался по отношению к своим питомцам,
ректор семинарии с радостью расцеловал бы Жюльена во имя логики, такую
ясность, точность и четкость обнаружил он в его ответах.
"Вот ум отважный и здравый! - думал он. - Но corpus debile (плоть не-
мощна)".
- А часто вы так падаете? - спросил он Жюльена по-французски, показы-
вая на пол.
- Первый раз в жизни, - отвечал Жюльен и прибавил, покраснев, как
мальчик: - Лицо привратника очень напугало меня.
Аббат Пирар чуть усмехнулся.
- Вот к чему ведет суетность мирская. Вы, по-видимому, привыкли к ли-
цам, на которых играет улыбка, к истинным ристалищам лжи. Истина сурова,
сударь. Но наше предназначение здесь, на земле, разве не столь же суро-
во? Вам следует ревностно оберегать сознание ваше, дабы не совратила его
слабость сия - чрезмерная чувствительность к суетной приятности внешне-
го.
Если бы мне не рекомендовал вас, - продолжал аббат Пирар, с видимым
удовольствием снова переходя на латинский язык, - если бы мне не реко-
мендовал вас такой человек, как аббат Шелан, я бы стал с вами говорить
на том суетном мирском языке, к которому вы, повидимому, привыкли. Пол-
ная стипендия, о которой вы просите, это, сказал бы я, почти невозможная
вещь Но малая была бы награда аббату Шелану за пятьдесят шесть лет его
апостольских трудов, если бы он не мог располагать одной-единственной
стипендией в семинарии.
Вслед за этим аббат Пирар приказал Жюльену не вступать ни в какое
тайное общество или братство без его согласия.
- Даю вам слово! - воскликнул Жюльен с сердечной искренностью честно-
го человека.
Ректор семинарии в первый раз улыбнулся.
- Это выражение неуместно здесь, - сказал он. - Оно слишком напомина-
ет о суетной чести мирян, которая так часто ведет их к заблуждению, а
нередко и к преступлениям Вы обязаны мне безусловным послушанием во ис-
полнение параграфа семнадцатого буллы Unam erclesiam святого Пия Пятого.
Я ваше духовное начальство. В доме этом, дорогой мой сын, слышать - зна-
чит повиноваться. Сколько у вас при себе денег?
"Ну, вот и доехали, - подумал Жюльен. - Из-за этого я и превратился в
дорогого сына".
- Тридцать пять франков, отец мой.
- Записывайте тщательно, на что вы их будете тратить, вам придется
давать мне отчет в этом.
Этот мучительный разговор тянулся три часа. Затем Жюльен позвал прив-
ратника.
- Отведите Жюльена Сареля в келью номер сто три, - сказал ему аббат
Пирар.
Он предоставил Жюльену отдельное помещение, - такое отличие было ве-
ликой милостью.
- Отнесите его вещи, - добавил он.
Жюльен опустил глаза и увидал, что его баул лежит прямо перед ним; он
глядел на него три часа подряд и не узнавал.
Они пришли в келью N 103; это была крохотная комнатка в восемь квад-
ратных футов в верхнем этаже здания Жюльен заметил, что окно ее выходит
на крепостной вал, а за ним виднеется прелестная равнина по ту сторону
реки Ду.
"Какой чудесный вид!" - воскликнул Жюльен Но хотя он обращался к са-
мому себе, он плохо понимал, что означают эти слова Столько сильных ощу-
щений за то короткое время, что он провел в Безансоне, совершенно обес-
силили его Он сел у окна на единственный деревянный стул, который был в
келье, и тотчас же уснул крепким сном. Он не слыхал, как позвонили к
ужину, как позвонил колокол к вечерней молитве; о нем забыли.
Первые лучи солнца разбудили его рано утром; он проснулся и увидал,
что спит на полу.
|
Главная 