28
НАЧИНАЕТСЯ ЖИЗНЕННЫЙ ОПЫТ
Наше время, боже праведный! Да, это сущий Ковчег Завета: горе тому,
кто к нему прикоснется!
Дидро.
Читатель не осудит нас за то, что мы приводим так мало точных и убе-
дительных фактов из жизни Жюльена за этот период. Это не потому, что их
у нас слишком мало, совсем напротив, но то, что ему пришлось видеть в
семинарии, быть может, слишком уж мрачно для того умеренного колорита,
который нам хотелось бы сохранить на этих страницах. Современники мои,
которым кой от чего приходится страдать, не могут вспомнить о некоторых
вещах без ужаса, и это отравляет для них всякое удовольствие, даже удо-
вольствие читать сказку.
Жюльен слабо преуспевал в своих попытках лицемерить мимикой и жеста-
ми; бывали минуты, когда его охватывало чувство глубочайшего отвращения,
даже подлинного отчаяния. Он ничего не мог добиться, да еще вдобавок в
таком гнусном ремесле. Самая маленькая поддержка извне могла бы подкре-
пить его стойкость: не так уж велики были затруднения, которые требова-
лось преодолеть; но он был один-одинешенек, словно челн, брошенный пос-
реди океана "А если я и добьюсь, - говорил он себе, - так, значит, мне
всю жизнь и жить в этой грязной компании, среди обжор, мечтающих только
об яичнице с салом, которую они сожрут за обедом, или вот таких аббатов
Кастанедов, которые не остановятся ни перед каким, самым грязным прес-
туплением. Конечно, они добьются власти, но какой ценой, боже великий!
Человеческая воля все может преодолеть. Сколько раз мне приходилось
читать об этом! Но хватит ли ее на то, чтобы преодолеть такое отвраще-
ние? Великим людям легко было совершать подвиги, какай бы страшная опас-
ность ни грозила им, она им казалась прекрасной; а кто, кроме меня, мо-
жет понять, до чего омерзительно то, что меня окружает?"
Это была самая трудная пора его жизни. Ведь ему так легко было бы
поступить в один из великолепных полков, стоявших гарнизоном в Безансо-
не! Или сделаться учителем латыни: много ли ему нужно, чтобы прожить? Но
тогда прощай карьера, прощай будущность, которою только и живет его во-
ображение: это все равно что умереть. Вот вам подробности одного из его
невеселых дней.
"Как часто я в своей самонадеянности радовался тому, что я не такой,
как все эти деревенские юнцы! Так вот, я теперь достаточно пожил на све-
те, чтобы понять, что различие родит ненависть", - так говорил он себе
однажды утром. Эта великая истина открылась ему при помощи одной чуть ли
не самой обидной из всех его неудач. Он целую неделю старался понра-
виться одному из учеников, которого окружал ореол святости Они прогули-
вались по дворику, и Жюльен покорно выслушивал всякую невыносимо скучную
чепуху, которую тот ему плел. Вдруг небо разом потемнело, загрохотал
гром, и святой семинарист, изо всех сил оттолкнув от себя Жюльена,
вскричал:
- Слушайте-ка, всяк за себя на белом свете! Я не хочу, чтобы меня
громом разразило, а господь может испепелить вас, потому что вы нечести-
вец, как Вольтер!
Стиснув зубы от ярости и подняв глаза к небесам, изборожденным молни-
ей, Жюльен воскликнул "Так мне и надо, пусть меня поразит молния за то,
что я заснул во время бури! Попробуем-ка завоевать какого-нибудь другого
святошу!"
Раздался звонок, и начался урок священной истории, которую преподавал
аббат Кастанед.
Аббат объяснял сегодня этим деревенским парням, насмерть напуганным
тяжкой работой и бедностью своих отцов, что правительство, которое в их
представлении было чем-то необыкновенно грозным, обладает действительной
и законной властью только в силу того, что она препоручена ему наместни-
ком божьим на земле.
- Станьте достойными папской милости святостью жизни вашей, послуша-
нием вашим, будьте жезлом меж дланей его, - добавил он, - и вы получите
превосходное место, где будете сами себе голова, никто вам указывать не
будет, бессменное место, на котором жалованье, выплачиваемое вам прави-
тельством, будет составлять одну треть, а две трети будет приносить вам
ваша паства, послушная вашим наставлениям.
После урока аббат Кастанед, выйдя из класса, остановился во дворе,
окруженный учениками, которые в этот день слушали его с особенным внима-
нием.
- Вот уж поистине верно сказано про священников, - говорил он обсту-
пившим его семинаристам, - каков поп, таков и приход. Я ведь сам своими
глазами видел некоторые приходы в горах, где причту перепадало больше,
чем иной священник в городе получает. И деньжонки им за то да за другое
несут, не говоря уж о жирных каплунах, яичках да маслице и всяком прочем
добре. И священник уж там, безусловно, первое лицо: никакой пир без него
не обходится, и почет ему ото всех, ну и все такое.
Едва г-н Кастанед ушел к себе, толпа разошлась и разбилась на ма-
ленькие кучки. Жюльен не пристал ни к одной из них; его сторонились,
словно шелудивой овцы. Он видел, как в каждой из этих кучек ученики один
за другим подбрасывали вверх монетки, загадывая: орел или решка, - и ес-
ли бросающий угадывал верно, товарищи говорили, что, значит, ему навер-
няка достанется приход с обильными приношениями.
Затем пошли всякие рассказы. Вот такой-то молодой священник меньше
чем через год после рукоположения поднес упитанного кролика служанке
старого кюре, после чего тот попросил его себе в викарии, а через нес-
колько месяцев старый кюре помер, и молодой священник получил прекрасный
приход. А другой добился, что его назначили в преемники к престарелому
кюре в очень богатый приход потому, что он, как только старый кюре-пара-
литик садился за стол, являлся к нему и замечательно ловко разрезал ста-
рику цыпленка.
Как все молодые люди на всех поприщах, семинаристы весьма преувеличи-
вали успешное действие подобного рода уловок, ибо в этом есть нечто нео-
бычайное, что привлекает юношеское воображение.
"Надо мне приучить себя к этим разговорам", - думал Жюльен. Если они
не говорили о сосисках да о богатых приходах, разговор заходил о житейс-
кой стороне церковного учения, о разногласиях епископов с префектами,
кюре с мэрами И тут Жюльен обнаруживал у них понятие иного бога, и бога
гораздо более страшного и могущественного, чем первый; этим вторым богом
был папа. Они потихоньку говорили между собой - да и то только, когда
были уверены, что их не может услышать г-н Пирар, - что если папа не да-
ет себе труда самолично назначать каждого префекта и каждого мэра по
всей Франции, то это только потому, что он препоручил сие французскому
королю, наименовав его старшим сыном церкви.
Вот тут-то Жюльена и осенила мысль, что он может внушить к себе ува-
жение при помощи хорошо известной ему книги де Местра о папе. Сказать
правду, он поразил своих товарищей, но это опять обернулось для него бе-
дой. Им не понравилось, что он излагает их собственные взгляды лучше их
самих. Г-н Шелан проявил по отношению к Жюльену такую же неосторожность,
как и по отношению к самому себе. Приучив его рассуждать здраво, а не
отделываться пустыми словами, он забыл сказать ему, что у человека нез-
начительного такая привычка считается преступлением, ибо всякое здравое
рассуждение само по себе оскорбительно.
Таким образом, красноречие Жюльена оказалось для него новым преступ-
лением. Семинаристы, судача о нем, придумали, наконец, такую кличку, при
помощи которой им удалось выразить весь ужас, который он им внушал: они
прозвали его Мартином Лютером: вот уж поистине подходит к нему, говорили
они, из-за этой его дьявольской логики, которой он так гордится.
Многие из молоденьких семинаристов обладали более свежим цветом лица,
чем Жюльен, да, пожалуй, были и посмазливее его; но у него были белые
руки, и он не умел скрывать свою привычку к чрезмерной опрятности. Эта
похвальная черта отнюдь не считалась похвальной в унылом доме, куда его
забросила судьба. Грязные деревенские парни, среди которых он жил, не-
медленно решили, что это у него от распущенных нравов. Нам не хотелось
бы утомлять читателя описанием тысяч невзгод нашего героя. Так, напри-
мер, некоторые из семинаристов посильней вздумали было его поколачивать;
он вынужден был вооружиться железным циркулем и дал им понять, правда,
только знаками, что пустит его в ход Ведь для доносчиков знаки далеко не
столь веская улика, сколь произнесенное слово.
|
Главная 