54
ЧЕЛОВЕК С ГОЛОВОЙ
Префект ехал верхом и рассуждал сам с собой?" Почему бы мне не стать
министром, председателем сове та, герцогом? Войну я бы стал вести вот
каким образом!.. А вот как бы я расправился и заковал в кандалы всяких
охотников до нововведений!"
"Глоб"
Никакие доводы рассудка не в состоянии уничтожить могущественной
власти целого десятилетия сладостных грез. Маркиз соглашался, что сер-
диться неблагоразумно, но не мог решиться простить. "Если бы этот Жюльен
погиб как-нибудь неожиданно, от несчастного случая!.." - думал он иног-
да. Так его удрученное воображение пыталось утешить себя самыми неверо-
ятными фантазиями. И это парализовало влияние всех мудрых доводов аббата
Пирара. Прошел месяц, и разговоры о том, как прийти к соглашению, не
подвинулись ни на шаг.
В этом семейном деле совершенно так же, как и в делах политических,
маркиза вдруг осеняли блестящие идеи и воодушевляли его дня на три. И
тогда всякий другой план действий, исходивший из трезвых рассуждений,
отвергался им, ибо трезвые рассуждения только тогда имели силу в его
глазах, когда они поддерживали его излюбленный план. В течение трех дней
он со всем пылом и воодушевлением истинного поэта трудился над тем, что-
бы повернуть дело так, как ему хотелось; но проходил еще день, и он уже
не думал об этом.
Сначала Жюльен недоумевал - его сбивала с толку медлительность марки-
за, но когда прошло несколько недель, он стал догадываться, что г-н де
Ла-Моль просто не знает, на что решиться.
Госпожа де Ла-Моль и все в доме были уверены, что Жюльен уехал в про-
винцию по делам управления их поместьями. Он скрывался в доме аббата Пи-
рара и почти каждый день виделся с Матильдой; каждое утро она приходила
к отцу и проводила с ним час; но иногда они по целым неделям не разгова-
ривали о том, чем были поглощены все их мысли.
- Я знать не хочу, где он, этот человек, - сказал ей однажды маркиз.
- Пошлите ему это письмо.
Матильда прочла:
"Лангедокские земли приносят 20 600 франков. Даю 10600 франков моей
дочери и 10000 франков господину Жюльену Сорелю. Отдаю, разумеется, и,
земли также. Скажите нотариусу, чтобы приготовил две отдельные дарствен-
ные и пусть принесет мне их завтра; после этого все отношения между нами
порваны. Ах, сударь! Мог ли я ожидать от вас всего этого?
Маркиз де Ла-Моль.
- Благодарю от всей души, - весело сказала Матильда. - Мы поселимся в
замке д'Эгийон, поблизости от Ажена и Марманды. Говорят, это очень живо-
писные места, настоящая Италия.
Этот дар чрезвычайно удивил Жюльена. Теперь это был уже не тот неп-
реклонный, холодный человек, каким мы его знали. Судьба сына заранее
поглощала все его мысли. Это неожиданное и довольно солидное для такого
бедного человека состояние сделало его честолюбцем. Теперь у него с же-
ной было 36 000 франков ренты. Что касается Матильды, все существо ее
было поглощено одним-единственным чувством - обожанием мужа: так она те-
перь всегда из гордости называла Жюльена. И все честолюбие ее сосредото-
чивалось исключительно на том, чтобы добиться признания этого брака. Она
без конца превозносила высокое благоразумие, которое проявила, соединив
свою судьбу с таким выдающимся человеком. Личные достоинства - вот был
излюбленный довод, на который она неизменно опиралась.
Длительная разлука, множество всяких дел, редкие минуты, когда им
удавалось поговорить друг с другом о своей любви, - все это как нельзя
лучше помогало плодотворному действию мудрой политики, изобретенной в
свое время Жюльеном.
Наконец Матильда вышла из терпения и возмутилась, что ей приходится
урывками видеться с человеком, которого она теперь по-настоящему полюби-
ла.
В порыве этого возмущения она написала отцу, начав свое письмо, как
Отелло:
"То, что я предпочла Жюльена светским удовольствиям, которые общество
могло предоставить дочери господина де Ла-Моля, выбор мой доказывает
достаточно ясно. Все эти радости мелкого самолюбия и пустого тщеславия
для меня не существуют. Вот уже полтора месяца, как я живу в разлуке с
моим мужем. Этого довольно, чтобы засвидетельствовать мое уважение к
Вам. На будущей неделе, не позднее четверга, я покину родительский дом.
Ваши благодеяния обогатили нас. В тайну мою не посвящен никто, кроме
почтенного аббата Пирара. Я отправляюсь к нему, он нас обвенчает, а час
спустя мы уже будем на пути в Лангедок и не появимся в Париже впредь до
Вашего разрешения. Одно только заставляет сжиматься мое сердце - все это
станет пищей для пикантных анекдотов на мой счет и на Ваш. Остроты ка-
ких-нибудь глупцов, пожалуй, заставят нашего доблестного Норбера искать
ссоры с Жюльеном. А при таких обстоятельствах - я хорошо знаю его - я
буду бессильна оказать на Жюльена какое-либо воздействие: в нем загово-
рит дух восставшего плебея. Умоляю Вас на коленях, отец, придите на мое
венчание в церковь аббата Пирара в следующий четверг. Это обезвредит
ехидство светских пересудов и отвратит опасность, угрожающую жизни Ваше-
го единственного сына и жизни моего мужа... ", и так далее, и так далее.
Это письмо повергло маркиза в необыкновенное смятение. Итак, значит,
необходимо в конце концов принять какое-то решение. Все его правила, все
привычные дружеские связи утратили для него всякое значение.
В этих исключительных обстоятельствах в нем властно заговорили все
истинно значительные черты его характера, выкованные великими потрясени-
ями, которые он пережил в юности. Невзгоды эмиграции сделали его фанта-
зером. После того как он на протяжении двух лет видел себя обладателем
громадного состояния, пожинал всякие отличия при дворе, 1790 год внезап-
но вверг его в ужасную нищету эмиграции. Эта суровая школа перекроила
душу двадцатидвухлетнего юноши. Он, в сущности, чувствовал себя как бы
завоевателем, раскинувшим лагерь среди всего своего богатства; оно от-
нюдь не порабощало его. Но это же самое воображение, которое уберегло
его душу от губительной отравы золота, сделало его жертвой безумной
страсти - добиться во что бы то ни стало для своей дочери громкого титу-
ла.
В продолжение последних полутора месяцев маркиз, повинуясь внезапному
капризу, вдруг решал обогатить Жюльена, бедность которого казалась ему
чем-то унизительным, позорным для него самого, маркиза де ЛаМоля, чем-то
немыслимым для супруга его дочери. Он швырял деньгами. На другой день
его воображение кидалось в другую сторону: ему казалось, что Жюльен пой-
мет этот немой язык расточительной щедрости, переменит имя, уедет в Аме-
рику и оттуда напишет Матильде, что он для нее больше не существует. Г-н
де ЛаМоль уже представлял себе это письмо написанным, стараясь угадать,
какое действие может оно оказать на его дочь.
Когда все эти юношеские мечты были разрушены подлинным письмом Ма-
тильды, маркиз после долгих раздумий о том, как бы ему убить Жюльена или
заставить его исчезнуть, вдруг неожиданно загорелся желанием создать ему
блестящее положение. Он даст ему имя одного из своих владений. Почему бы
не передать ему и титул? Герцог де Шон, его тесть, после того как
единственный сын его был убит в Испании, не раз уже говаривал маркизу,
что он думает передать свой титул Норберу...
"Нельзя отказать Жюльену в исключительных деловых способностях, в
редкой отваге, пожалуй, даже и в некотором блеске... - рассуждал сам с
собой маркиз. - Но в глубине этой натуры есть что-то пугающее. И такое
впечатление он производит решительно на всех, значит, действительно
что-то есть. (И чем труднее было определить это "что-то", тем больше пу-
гало оно пылкое воображение старого маркиза.)
Моя дочь очень тонко выразила это как-то на днях (в письме, которого
мы не приводим): "Жюльен не пристал ни к одному салону, ни к какой кли-
ке". Он не заручился против меня ни малейшей поддержкой, если я от него
откажусь, он останется без всего... Но что это - просто его неведение
современного состояния общества? Я два или три раза говорил ему: до-
биться какого-нибудь положения, выдвинуться можно только при помощи са-
лонов...
Нет, у него нет ловкости и хитрости какого-нибудь проныры, который не
упустит ни удобной минуты, ни благоприятного случая... Это характер от-
нюдь не в духе Людовика XI. А с другой стороны, я вижу, что он руково-
дится отнюдь не возвышенными правилами. Для меня это что-то непонят-
ное... Может быть, он внушил себе все эти правила, чтобы не давать воли
своим чувствам?
В одном можно не сомневаться: он не выносит презрения, и этим-то я и
держу его.
У него нет преклонения перед знатностью, по правде сказать, нет ника-
кого врожденного уважения к нам. В этом его недостаток. Но семинарская
душонка может чувствовать себя неудовлетворенной только от отсутствия
денег и жизненных благ. У него совсем другое: он ни за что в мире не
позволит, чтобы его презирали".
Прижатый к стене письмом дочери, г-н де Ла-Моль понимал, что надо на
что-то решиться. Так вот, прежде всего надо выяснить самое главное: "Не
объясняется ли дерзость Жюльена, побудившая его ухаживать за моей до-
черью, тем, что он знал, что я люблю ее больше всего на свете и что у
меня сто тысяч экю ренты?
Матильда уверяет меня в противном... Нет, дорогой господин Жюльен, я
хочу, чтобы у меня на этот счет не было ни малейшего сомнения.
Что это: настоящая любовь, неудержимая и внезапная? Или низкое домо-
гательство, желание подняться повыше, создать себе блестящее положение?
Матильда весьма прозорлива, она сразу почувствовала, что это соображение
может погубить его в моих глазах, отсюда, разумеется, и это признание:
она, видите ли, полюбила его первая.
Девушка с таким гордым характером - и поверить, что она забылась до
того, чтобы делать ему откровенные авансы? Пожимать ему руку вечером в
саду, - какой ужас! Будто у нее не было сотни иных, менее непристойных
способов дать ему понять, что она его отличает?
Кто оправдывается, тот сам себя выдает; я не верю Матильде..." В этот
вечер рассуждения маркиза были много более решительны и последовательны,
чем обычно. Однако привычка взяла свое: он решил выиграть еще немного
времени и написать дочери, ибо у них теперь завязалась переписка из од-
ной комнаты особняка в другую. Г-н де Ла-Моль не решался спорить с Ма-
тильдой и переубеждать ее. Он боялся, как бы это не кончилось внезапной
уступкой с его стороны.
Письмо:
"Остерегайтесь совершить еще новые глупости; вот Вам патент гусарско-
го поручика на имя шевалье Жюльена Сореля де Ла-Верне. Вы видите, чего я
только не делаю для него. Не спорьте со мной, не спрашивайте меня. Пусть
изволит в течение двадцати четырех часов явиться в Страсбург, где стоит
его полк. Вот вексельное письмо моему банкиру; повиноваться беспрекос-
ловно".
Любовь и радость Матильды были безграничны, она решила воспользо-
ваться победой и написала тотчас же:
"Господин де Ла-Верне бросился бы к Вашим ногам, не помня себя от
благодарности, если бы он только знал, что Вы для него делаете. Но при
всем своем великодушии отец мой забывает обо мне - честь Вашей дочери
под угрозой. Малейшая нескромность может запятнать ее навеки, и тогда уж
и двадцать тысяч экю ренты не смоют этого позора. Я пошлю патент госпо-
дину де Ла-Верне только в том случае, если Вы мне дадите слово, что в
течение следующего месяца моя свадьба состоится публично в Вилькье.
Вскоре после этого срока, который умоляю Вас не пропустить. Ваша дочь не
сможет появляться на людях иначе, как под именем госпожи де Ла-Верне.
Как я благодарна Вам, милый папа, что Вы избавили меня от этого имени -
Сорель... ", и так далее, и так далее.
Ответ оказался неожиданным.
"Повинуйтесь, или я беру все назад. Трепещите, юная сумасбродка. Сам
я еще не имею представления, что такое Ваш Жюльен, а Вы и того меньше.
Пусть отправляется в Страсбург и ведет себя как следует. Я сообщу о моем
решении через две недели".
Этот решительный ответ весьма удивил Матильду. "Я не знаю, что такое
Ваш Жюльена - эти слова захватили ее воображение, и ей тут же стали ри-
соваться самые увлекательные возможности, которые она уже принимала за
истину. "Ум моего Жюльена не подгоняется к тесному покрою пошлого салон-
ного образца, и именно это доказательство его исключительной натуры вну-
шает недоверие отцу.
Однако, если я не послушаюсь его каприза, дело может дойти до публич-
ного скандала, а огласка, конечно, весьма дурно повлияет на мое положе-
ние в свете и, быть может, даже несколько охладит ко мне Жюльена. А уж
после такой огласки... жалкое существование по крайней мере лет на де-
сять. А безумство выбрать себе мужа за его личные достоинства не грозит
сделать тебя посмешищем только тогда, когда ты располагаешь громадным
состоянием. Если я буду жить вдалеке от отца, то он, в его возрасте,
легко может позабыть обо мне... Норбер женится на какой-нибудь обая-
тельной ловкой женщине. Ведь сумела же герцогиня Бургундская обольстить
старого Людовика XIV".
Она решила покориться, но остереглась показать отцовское письмо
Жюльену. Зная его неистовый характер, она опасалась какой-нибудь безум-
ной выходки.
Когда вечером она рассказала Жюльену, что он теперь гусарский пору-
чик, радость его не знала границ. Можно себе представить эту радость,
зная честолюбивые мечты всей его жизни и эту его новую страсть к своему
сыну. Перемена имени совершенно ошеломила его.
"Итак, - сказал он себе, - роман мой в конце концов завершился, и я
обязан этим только самому себе. Я сумел заставить полюбить себя эту чу-
довищную гордячку, - думал он, поглядывая на Матильду, - отец ее не мо-
жет жить без нее, а она без меня".
|
Главная 